Пётр II Алексеевич Романов

Строгая и образованная жена раздражала его.“Вот навязали мне жену-чертовку. Как к ней ни приду, всё сердится, не хочет со мной говорить”. Софии Шарлотте действительно трудно было общаться с мужем, который не интересовался ничем, кроме дворцовых пересудов и вздохов по “русской старине”. В конце концов Алексей связался с дворовой девкой Ефросиньей Фёдоровой.

Супруга Алексея умерла вскоре после рождения в 1715 году сына Петра.

Словно издеваясь над желанием отца иметь европейски образованных наследников, царевич Алексей приставил к нелюбимому сыну двух малограмотных, вечно пьяных “мамок” из Немецкой слободы, которые не могли научить мальчика ничему полезному. Чтобы меньше возиться с ребёнком, они постоянно давали ему вина, от которого тот засыпал. После казни царевича Алексея, замешанного в заговоре, Пётр I обратил, наконец, внимание на внука-сироту: он распорядился прогнать “мамок”, а Меншикову приказал прислать внуку учителей.

Однако светлейший князь, не будучи большим любителем всякой “цифи-ри”, вероятно, не слишкомобременял себя поисками. В доме Петрова внука поселился горький пьяница дьяк Маврин, который должен был обучать великого князя русской словесности и закону Божьему, а также венгр Зейкинд – преподаватель немецкого языка и латыни. Оба “педагога” с удовольствием жили на царских харчах, уделяя занятиям лишь время между послеобеденным сном и ужином. По общему убеждению, рассчитывать на престол мальчику не приходилось: у Петра были ещё сыновья от второго брака с Екатериной Алексеевной, да и отпрыск взбунтовавшегося против отца царевича по тогдашним поверьям имел “дурную кровь”. В лучшем случае великого князя ожидала женитьба на герцогине одного из карликовых немецких государств.”Там всему сам научится!”- рассуждали учителя.

Однажды державный дед приехал проверить успехи внука и пришёл в неописуемый гнев – мальчик не мог правильно объясняться на родном языке, а из иностранных языков владел только немецким, немного латынью и хорошо знал татарские ругательства.

Маврина и Зейкида Пётр I избил тростью.

Позднее, вскоре после смерти державного деда, внук остался и вовсе без учителей.

Брошенный всеми, кроме кормилицы, Пётр Алексеевич большую часть времени был предоставлен самому себе и то и дело убегал к своим прежним нянькам или беспечно играл с детьми. О том, кто он такой, ему напоминали лишь приезжавшая на Святки и Пасху добродушная жена деда Екатерина Алексеевна да люби-мая старшая сестра Наталья Алексеевна, умевшая приласкать сироту и дать ему добрый совет. Во время болезни Петра I к мальчику зачастил юный вельможа князь Иван Долгоруков, надолго увозивший его к себе домой, где собиралась сановная столичная молодёжь.

Бывала там и дочь Петра Елизавета, обожавшая танцы.

Вокруг отпрыска царской фамилии начала складываться придворная партия, прочившая его в монархи. Петру Алексеевичу исподволь объясняли его законные права на российский престол. А он с детской запальчивостью клялся сокрушить любимца своего деда – Меншикова, который приобрёл в те годы почти безграничную власть. Блеск фамильного серебра, изысканные манеры присутствующих, ослепительная красота девушек ошеломляли его. В свою очаровательную и жизнерадостную тётку Елизавету Петровну он беззаветно влюбился, будучи ещё мальчиком. ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ В ГОДЫ ПРАВЛЕНИЯ ЕКАТЕРИНЫ I Начало правления Екатерины I в 1725 году мало что изменило в жизни великого князя, только балов и выездов на охоту стало больше. Из этого круговорота Петра Алексеевича вырвал Меншиков, объявивший мальчику, что он должен готовиться к поприщу императора, преемника постоянно недомогавшей императрицы Екатерины I. Рассчитывая выдать свою дочь Марию замуж за наследника престола, светлейший князь готовился стать регентом при юном императоре вплоть до его совершеннолетия. ПАДЕНИЕ МЕНШИКОВА 6 мая 1727 года, после внезапной смерти Екатерины I, российский престол освободился. Его занял Пётр Алексеевич, который вскоре издал два высочайших манифеста, тщательно продуманных Меншиковым.

Согласно первому, с крепостных крестьян списывались все давние недоимки ( долги ), а отправленным за неуплату подушной подати на каторжные работы даровалась свобода. По второму манифесту тайным недругам председательствовавшего в Верховном тайном совете Меншикова – князьям Долгорукову и Трубецкому – были вручены фельдмаршальские жезлы, а Бурхарду Миниху помимо звания фельдмаршала даровался титул графа. Так светлейший князь старался задобрить своих противников.

Одновременно юный государь объявил, что возводит самого Меншикова в звание генералиссимуса и назначает его главнокомандующим всеми вооружёнными силами Российской империи.

Вскоре после воцарения Петра II была шумно отпразднована его помолвка с Марией Меншиковой, состоявшаяся 25 мая 1727 года.

Согласно желанию отца, она получила титул Её Императорское Высочество и годовое содержание в 34 тыс. рублей. Пётр поселился в доме Меншикова.

Воспитателем юноши был назначен Андрей Иванович Остерман, наставник строгий и взыскательный.

Занимались в основном древней историей и много времени проводили в увлекательных беседах о свершениях Петра Великого и его верных соратников. Всё это поначалу вызывало живейший интерес у наследника престола, и он с нетерпением ожидал очередных уроков.

Дворцовая жизнь быстро научила цесаревича лицемерию. Пётр называл Меншикова “ба-тюшкой Александром Даниловичем”, с его дочерью Марией – своей наречённой невестой – был приветлив и ровен. Юный император олицетворял собой саму любезность, расточая знаки внимания будущему тестю и невесте.

Внешне в их взаимоотношениях всё выглядело благополучно. Но в душе Пётр ненавидел Марию, которая далеко не блистала умом; в письмах он называл её “мраморной статуей”, “фарфоровой куклой”. После помолвки дочери Меншиков заболел: у него обнаружились признаки туберкулёза.

Могучий организм справился с недугом, но за несколько недель его отсутствия отношение юного монарха к Александру Даниловичу резко изменилось. Были извлечены на свет секретные протоколы допросов царевича Алексея Петровича, подписанные членами Тайного суда Меншиковым, Толстым и Ягужинским.

Ознакомившись с ними, император был потрясён циничным отношением судей к искренним, по его мнению, признаниям покойного отца. Над Меншиковым стали сгущаться тучи. Между тем чувство меры явно изменяло Александру Даниловичу: страх потерять всё то, чего он достиг немалым трудом, заставлял его преступать правила приличий. Он требовал от императора беспрекословного послушания. Между ними произошло бурное объяснение, но Меншиков продолжал унижать членов царствующего дома, демонстрируя своё могущество. Так, осенью 1727 года он устроил торжественное освящение часовни в своём поместье в Ораниенбауме с последующим грандиозным банкетом, куда был приглашён весь петербургский свет, кроме дочери Петра Великого. Пётр Алексеевич переехал в Петергоф, а в сентебре 1727 года по его приказу гвардии майор князь Салтыков заключил главу Верховного тайного совета под домашний арест.

Увидев караул у дверей, несгибаемый Меншиков впервые в жизни упал в обморок. Он писал императору, напоминая о своих прежних заслугах перед отечеством, но ответа не получил.

Вскоре был обнародован высочайший указ о лишении Меншикова всех чинов, должностей, орденов и ссылке вместе с семейством в Ранненбург, расположенный в Рязанской губернии, с ограничением права переписки.

Венчавшись на царство 24 февраля 1728 года, Пётр II нанёс заключительный удар Меншикову: он был отправлен на пожизненное поселение под надзором в далёкий сибирский городок Берёзов.

Устранив могущественного противника, молодой император словно потерял смысл жизни. Если раньше на уроках Остермана он воображал себя Брутом, готовившим убийство тирана Цезаря, который представлялся ему Меншиковым, то теперь занятия совсем не волновали государя, а примеры из римской жизни навевали скуку.

Некоторое время хлопоты переезда в Москву отвлекали императора от тягостных мыслей. Но вскоре даже охота стала ему не в радость, хотя подобного размаха травли медведей подмосковные леса не знали со времён Алексея Михайловича Тишайшего. Если Екатерина I превратила русских дворян в участников огромного непрекращающегося бала, то Петру II удалось сделать их главным занятием псовую охоту. Имея 360 собак, он иногда спал вместе с ними. В довершение всего тяжело заболела любимая сестра Наталья. Пётр II не находил себе места от одиночества, пока не сблизился с бойкой княжной Екатериной Алексеевной Долгоруковой, готовой на всё, лишь бы император надел ей на палец обручальное кольцо. С ней юный император проводил всё свободное время, оставив государственные дела на Остермана. Её отец, отставной дипломат, умел расположить к себе любого собеседника, всегда находя нужный тон и тему беседы. При дворе уже открыто говорили о том, что Долгоруковы “навели порчу” на императора. ПЕЧАЛЬНЫЙ КОНЕЦ ЦАРСТВОВАНИЯ ПЕТРА II В это время международное положение Российской империи осложнилось.

Швеция и Османская империя открыто демонстрировали свою готовность объявить войну, а прежде непобедимый русский флот, на содержание которого теперь не выделялось денег, гнил на берегах Невы. Даже организация военных манёвров вблизи Москвы не привлекла внимания Петра II – император просто не поехал в войска.

Многое из созданного в Петровскую эпоху ( и прежде всего вооружённые силы ) пришло в упадок, расстроилось, было утрачено при Петре II. Некоторые историки даже склонны считать эти годы “боярским царством”: всё меньше оставалось у власти “птенцов гнезда Петрова”, всё большую власть приобретала богатейшая аристократия.

Старомосковские бояре, которым Пётр I насильно брил бороды и смирял гордость, ставя под начало безродных, но талантливых людей, переоделись в европейские камзолы, вошли в Верховный тайный совет и вновь встали у кормила власти.

Постепенно Пётр II стал охладевать к княжне Екатерине и начал грубо обращаться с ней даже в присутствии сановников. Как рассказывали, поводом к этому послужили слухи о том, что девушка будто бы неверна ему.

Долгоруковы забили тревогу, и 30 ноября 1729 года в Лефортовском дворце состоялось обручение Петра Алексеевича и Екатерины Долгоруковой.

Император в толпе гостей увидел огромные, полные слёз глаза его прежней возлюбленной – дочери Петра I Елизаветы, которой уже полгода отказывалось в праве присутствовать на охотах и балах, а также получать денежное содержание, достойное её высокого положения. Как бы то ни было, когда Елизавета подошла поцеловать руку Долгоруковой, император непроизвольно оттолкнул свою наречённую от Елизаветы. В зале послышался ропот. Это было плохой приметой и означало, что свадьбе не бывать. И всё же Пётр II нашёл в себе силы с любезным видом огласить указ, по которому все Долгоруковы получали высшие должности при императоре, а свадьба назначалась на 19 января 1730 года.

Подавленное состояние духа императора, которого мучила совесть за судьбы Меншикова и Елизаветы, усугубилось после его тайной встречи с Остерманом.

Предчувствуя неизбежные перемены с возвышением хитрых, деспотичных Долгоруковых, вице-канцлер приехал на Рождество в Москву, надеясь отговорить Петра от бракосочетания.

Говорил в основном Андрей Иванович, заглушая тихие рыдания присутствовавшей здесь же Елизаветы.

Император слушал, только иногда задавая вопросы о конкретных фактах взяточничества и казнокрадства новых родственников. Можно лишь гадать, что он имел в виду, сказав на прощание Остерману: “Я скоро найду средство порвать мои цепи”. 6 января 1730 года, несмотря на сильный мороз, император неожиданно появился на параде московских полков и принимал его с фельдмаршалом Минихом и Остерманом.

Возвращался он в толпе придворных невесты, следуя за её санями. Что замышлял угрюмый подросток, обманутый в лучших чувствах опытными интриганами Долгоруковыми, почему не сел в карету Екатерины – остаётся загадкой. Дома у Петра начался жар. Врачи обнаружили у него чёрную оспу и стали ждать кризиса, рассчитывая, что молодой организм справится с болезнью. Иван Долгоруков отважился пойти на крайнюю меру – подделать почерк императора на завещании. В своё время он развлекал Петра копированием его почерка. Для обоюдной забавы они отсылали во дворец “распоряжения императора” с приказом прислать денег, и деньги привозили.

Сфабрикованная “последняя воля императора Петра II” предусматривала передачу власти его невесте.

Трудность заключалась в том, что подпись должен был заверить духовник царя, а также доверенное лицо, которым являлся Остерман.

Андрей Иванович в течение всей болезни не отходил от постели больного, не давая Долгоруковым ни единого шанса остаться наедине с императором. В час ночи 19 января Пётр II пришёл в себя и попросил: “Заложите лошадей. Я поеду к сестре Наталии”. Это были его последние слова.

Императора не стало за несколько часов до свадьбы.

Стоявший у дверей Иван Долгоруков выхватил шпагу и закричал: “Да здравствует импе-ратрица Екатерина Вторая Алексеевна!”, после чего был немедленно арестован. Его сестра, прощаясь с покойным женихом, вдруг вскочила с безумным взором и, подняв руку, на которой сверкал его именной перстень, объявила: “Пётр Алексеевич только что нарёк меня императрицей!”. Она была посажена под домашний арест, а позднее отправлена в пожизненную ссылку.

Вскоре она разделила судьбу первой невесты юного императора Марии Меншиковой, упокоившись в сибирской земле.

Сумасбродное и трагическое царствование внука Петра I завершилось. После его смерти не осталось прямых потомков Романовых мужского пола.

Разбуженное великими реформами российское дворянство без строгого поводыря не могло найти никакого другого применения своим силам, кроме борьбы за место у трона. Указ Петра Великого о порядке престолонаследия открывал возможность представителям царствующего дома оспаривать друг у друга корону Российской империи.